Эжен Делакруа
Редко кто из художников не делал попыток копирования «Ладьи Данте» Даже импрессионистов, колорит у которых базировался на совершенно иных принципах, вдохновляли в этой картине созвучия красного и зеленого и некое дыхание венецианской живописи. В то же время в трактовке фигур здесь чувствуются реминисценции микеланджеловских форм — грешников из фрески «Страшный Суд» в Сикстинской капелле — и особенно «Бельведерского торса»,любимого Делакруа (в «Ладье Данте» его напоминают обе фигуры, изображенные со спины). Эта мощь определила значимость картины Делакруа для Сезанна, который в возрасте двадцати пяти лет исполнил самую сильную и самую известную копию данного полотна.
Но в «Ладье Данте» есть и другой аспект, который очень тесно связан с живописными установками последней четверти XIX в. Художники и историки искусства всегда очень внимательно рассматривали капли воды, скатывающиеся с фигур на переднем плане картины. Каждая капля передана ясными и отдельными цветовыми штрихами, а также определенными тонами для цвета воды, рефлексов и преломленного в них света. Сам Делакруа, так же как и его поклонники, усматривал многое в этих каплях воды.
«Резня на Хиосе», написанная Делакруа двумя годами позже, при внимательном изучении обнаруживает признаки воздействия на Делакруа картины Дж.Констебла «Воз с сеном» (не представлена), появившейся на выставке в Салоне в то же время; Делакруа видел это полотно еще до экспозиции, и успел внести изменения в собственную картину до открытия выставки. Уже неоднократно отмечалось, что небо в «Резне на Хиосе» написано под влиянием английских произведений, и так оно, вероятно, и было. Но остается несомненным фактом и то, что этот новый, неожиданно внесенный эффект дополнялся более свободным исполнением фигур на переднем плане, с мазками открытого и чистого цвета.
Вполне может быть, что сотворенный Делакруа миф о великой живописи был более возвышенным, чем его картины. Идея новой живописи, определяющейся цветом, обладающей целостностью романа, силой Востока и мощью самой природы, — этот миф имел магнетическое воздействие, и ему невозможно было противостоять. Все художники следующего поколения (за исключением Ренуара) намного больше обязаны этой идее, чем влиянию такой, например, картины Делакруа, как «Алжирские женщины». Крупные художники умели находить в ней что-то ценное для себя — пусть это был не Ренуар, но Матисс использовал один из мотивов данной картины для своей аппликации из цветной бумаги (papier decoup'e), названной «им Печаль короля»(не представлена). В этом произведении можно видеть, как оборачивающаяся фигура с полотна Делакруа будто ожила в воображении Матисса, вобрав в себя всю чувственность оригинала.
Неистовый темперамент, сделавший Делакруа (благодаря поэзии Шарля Бодлера) вечным авангардистом, проявил себя задолго до того, как ему исполнилось тридцать лет. А в тридцать он был уже в трудном положении: директор Академии изящных искусств сказал ему: „Если именно так Вы собираетесь писать, то не ждите от меня работы".
Кардинально новый момент в творческой эволюции Делакруа очевиден в картине «Взятие крестоносцами Константинополя».Знаменательно, что рисунок для нее, датируемый 1840 г., с краю имеет карандашную пометку относительно цветовой шкалы на одежде позировавшей модели, как будто художник боялся забыть соотношения дополнительных цветов, которым он всегда придавал большое значение. Начиная с картины о крестоносцах Делакруа стал использовать цветовые созвучия экзотических одежд, в которые облачал своих персонажей. Его поэтическое восприятие искусства, творческий опыт и классическая образованность оставались мирами, почти не соприкасавшимися друг с другом. В сентябре 1852 г., предаваясь размышлениям близ побережья в Дьеппе, Делакруа отметил, что волнистая рябь на песке повторяет зыбь набегающих волн, и попытался развить идею о системе отражений в природе, ученым того времени не известной. В картине «Море в Дьеппе»подобная идея (аналогии волнам наступающего прилива) передана с помощью равномерных ударов кисти. Это одна из самых радостных картин в творчестве Делакруа.